- Он любит меня, и вам его не удержать.
Женщины враждебно смотрели друг на друга: Аннета - в броне эгоизма и
твердой решимости, Ноэми - сгорая от желания дать ей пощечину. Она нена-
видела ее всю с головы до ног. Она готова была издеваться над ее некра-
сивостью, исхлестать ее самыми жестокими словами, словами непоправимыми.
Какое это было бы наслаждение!.. Но она сообразила, что это обойдется ей
слишком дорого - и сдержалась.
Она проворно нагнулась, подобрала упавшую на пол сумочку и выхватила
револьвер... В кого его направить? Она еще сама не знала... В себя!..
Сперва это было притворно. Но когда Аннета бросилась к ней и схватила ее
за руку, Ноэми увлеклась игрой. Между ними завязалась борьба. Ноэми упа-
ла на колени, Аннета стояла, нагнувшись над ней.
Нелегко было удержать эту сумасшедшую. Сейчас она уже и в самом деле
хотела застрелиться... Однако, если бы револьвер коснулся груди Аннеты,
с каким сладострастием она спустила бы курок!.. Но Аннета толкнула ее
руку, выстрел раздался, и пуля засела в стене. И Ноэми так и не узнала,
в кого же она, собственно, целилась - в себя или соперницу...
Она бросила револьвер, перестала бороться. Наступила нервная реакция.
Она сползла на пол к ногам Аннеты, обессиленная, плача навзрыд. С ней
сделалась истерика. Чуткая Аннета вначале заподозрила, что Ноэми разыг-
рывает сцену (но разве подобных случаях узнаешь, где кончается игра и
начинается истинная драма?). Этот шантаж, эта мнимая попытка самоу-
бийства вызвали у нее в первую минуту глухое раздражение... Но сейчас
уже невозможно было сомневаться в страданиях этой бедняжки, сломленной
горем. Аннета старалась сохранить твердость, отвернулась, но ничего не
помогало. Ей стало стыдно за свои подозрения, и она с чувством глубокой
жалости опустилась на колени подле Ноэми, поддерживая ей голову. Она
пробовала ее успокоить, приговаривая совсем по-матерински:
- Ну, ну, деточка... Не надо! Перестаньте!..
Она обхватила Ноэми своими сильными руками и подняла с полу. Ощутив в
своих объятиях покорное молодое тело, сотрясаемое рыданиями, она подума-
ла:
"Неужели, неужели это из-за меня так страдает человек?"
Но другой, внутренний голос возражал:
"А разве ты не согласилась бы за свою любовь заплатить какими угодно
муками?"
"Да, своими, но не чужими!"
"И своими и чужими. С какой стати щадить других больше, чем себя?"
Аннета посмотрела на Ноэми, которая в полуобмороке лежала у нее на
руках... Какая она легонькая!.. Точно птичка!.. Ей вдруг представилось,
что это ее дочь. И она невольно крепче прижала ее к себе. Ноэми открыла
глаза, и Аннета подумала:
"А будь она на моем месте, разве она пожалела бы меня?"
Ноэми смотрела на нее с убитым видом. Аннета усадила ее в кресло и,
стоя подле нее, положив ей руку на лоб (Ноэми внутренне задрожала от не-
навистного прикосновения, но и виду не показала), спросила таким тоном,
каким говорят с плачущим ребенком:
- Значит, вы очень его любите?
- Да, его одного всю жизнь!
- Я тоже его люблю.
Ноэми так и вскинулась, ужаленная ревностью, и сказала резко:
- Да, но я молода. А вы... (она запнулась) вы уже свое от жизни взяли
и можете обойтись без него.
Аннета с горечью досказала мысленно слово, которого Ноэми не произ-
несла вслух. Она думала:
"Да, мне уже недалеко до старости. Вот поэтому-то я так и цепляюсь за
последний час молодости, за этот последний луч счастья. И не упущу его
ни за что... Эх, если бы у меня, как у тебя, драгоценная молодость была
впереди!.."
И добавила с грустью:
"Я бы, наверное, опять ее прожила не так, как надо".
Ноэми, видя омраченное лицо Аннеты, испугалась, как бы не испортить
дела и не потерять то немногое, чего она уже добилась. Она торопливо за-
говорила:
- Я понимаю, что он вас любит... Вы хороши собой... (Аннета подумала:
"Лгунья! ") Я знаю, что вы во многих отношениях выше меня... И как раз в
том, что он так ценит... И даже не могу на вас сердиться, потому что
все-таки очень вас люблю!..
("Лгунья! Лгунья! - мысленно твердила Аннета.)
- Наши силы неравны. Это несправедливо, нет, нет!.. Я несчастная жен-
щина и могу только плакать. Я ничто. Я это знаю... Но я его люблю, люб-
лю, я не могу жить без него! Что будет со мной, если вы его у меня отни-
мете? Зачем же он на мне женился, - неужели только для того, чтобы бро-
сить? Не могу, не могу я! Вся жизнь в нем, больше у меня ничего нет до-
рогого на свете...
На этот раз она не лгала, и Аннете опять стало жаль ее. Аннету ничуть
не трогали заявления Ноэми об ее правах на мужа: она не признавала прав
одного человека на другого, этих контрактов на вечное владение, которые
заключают муж и жена. Но ей больно было видеть издевательства жестокой
природы, которая, разлучая двух любящих, никогда не убивает любовь в
обоих сердцах одновременно, а делает так, чтобы один разлюбил раньше, и
тот, кто любит сильнее, всегда оказывается жертвой. Ей было противно,
что она, Аннета, оказалась орудием этой великой мучительницы. Да, жизнь
принадлежит сильным. И любовь не знает колебаний. Чтобы добиться цели,
она попирает все. "Горе слабым!.. Но почему же я не могу этого сказать?
Хочу, а слова застревают в горле! Противно, не могу!.. Может быть, я не-
достаточно сильно люблю его? Или я уже стара, как сказала Ноэми? Я на
стороне слабых... Нет, нет! Нет! Все это ложь!.. По какому праву она
становится между моим счастьем и мной? Я не уступлю ей его. Пусть пла-
чет, что мне за дело до ее слез?.. Я перешагну через нее!"
Но когда она злобно посмотрела на распростертую Ноэми, та, и сквозь
слезы зорко следившая за соперницей, схватила ее за руку, лежавшую на
спинке кресла, прижала эту руку к своей щеке и сказала с мольбой:
- Не отнимайте его у меня! Аннета хотела вырвать руку, но Ноэми дер-
жала крепко. Приподнявшись с кресла, она уже обеими руками ухватилась за
Аннету и заставила ее наклониться и взглянуть на нее.
- Не отнимайте его у меня! Аннета оторвала вцепившиеся в нее пальцы и
крикнула с возмущением:
- Нет! Нет... Не хочу! Я ему нужна.
Ноэми сказала с горечью:
- Ему никто не нужен. Он и любит-то одного себя.
Раньше он тешился мной, теперь вами. Он и вас бросит, как меня. Он ни
к кому не способен привязаться.
Она заговорила о Филиппе. Суждения ее были резки, но очень глубоки и
метки. Аннета была поражена остротой ее ума. Эта маленькая женщина, ка-
залось, такая легкомысленная и пустая, читала в душе мужа с тонкой про-
ницательностью, рожденной злобой и страданием. И некоторые ее жестокие
замечания о Филиппе очень уж совпадали с теми опасениями, которые еще
раньше зародились у Аннеты. Аннета сказала Ноэми:
- И все-таки вы его любите?
- Люблю. Я ему не нужна, но он мне нужен... Думаете, это легко - так
нуждаться в человеке и при этом знать, что ты для него ничто, знать, что
он презирает тебя?.. Да и я его презираю, презираю! Но не могу без него
жить... И зачем я его встретила! Это я сама захотела его. Захотела и
взяла... А теперь не он у меня - я у него в руках... Ах, если бы я могла
забыть его, как будто никогда и не знала!.. Нет, не хочу!.. У меня не
хватит сил. Я слишком вросла в него. Всем нутром. Ненавижу его! Ненавижу
любовь! И зачем, зачем люди влюбляются?
Ноэми в изнеможении умолкла, бегая глазами по сторонам, как загнанный
зверь, ищущий спасения. Обе женщины опустили головы, словно покоряясь
какой-то стихийной жестокой силе.
Ноэми настойчиво и уныло опять затянула ту же песню:
- Оставьте его мне! Аннета ощущала эту чужую упорную волю, как липкие
щупальца спрута, присосавшиеся к ее телу. У нее еще хватило сил выр-
ваться и крикнуть:
- Не хочу! В глазах Ноэми сверкнул злой огонек, пальцы судорожно сжа-
лись. Но она сказала кротко и жалобно:
- Ну хорошо, любите его! И пусть он вас любит! Но не отнимайте его у
меня! Сохраним его обе, вы и я!
Аннета только отмахнулась с отвращением, и это привело Ноэми в бе-
шенство:
- Думаете, мне самой не тошно об этом думать? Вы мне противны! Я вас
ненавижу! Но я не хочу его терять...
Аннета отвернулась от нее и сказала:
- А я к вам никакой ненависти не чувствую. Вам тяжело, и мне тоже. Но
делиться любимым человеком - это гнусно! Это преступление против любви!
Пусть я буду жертвой или палачом, но низкой и малодушной быть не хочу. Я
не уступлю половины, чтобы сохранить того, кого люблю. Я отдаю все и хо-
чу иметь все. Или ничего.
Ноэми, стиснув зубы, крикнула мысленно:
"Так не будет же тебе ничего!"
(Впрочем, даже предлагая этот дележ, она рассчитывала снова завладеть
всем.)
Вскочив с кресла, она подбежала к Аннете, упала на колени, обняла ее
ноги:
- Простите!.. Я сама не знаю, что говорю, не знаю, чего хочу! Я нес-
частна и не могу этого вынести... Что же мне делать? Скажите, что де-
лать? Помогите мне!..
- Помочь вам? Вы просите помощи у меня?
- Да, у вас! А к кому же мне идти, кто мне поможет?.. Я одинока. У
меня нет никого, кроме этого человека, который, даже когда любил, не ин-
тересовался мной. Ему я не могу открыть душу... А до него была у меня
мать, занятая только собой и своими развлечениями... Мне не с кем посо-
ветоваться... У меня нет ни одной подруги... Когда я с вами познакоми-
лась, я думала, что нашла друга. А вы стали мне злейшим врагом... За что
вы сделали мне столько зла?
- Бедная моя девочка, разве я виновата? Я этого не хотела... - сказа-
ла удрученная Аннета.
Ноэми тотчас ухватилась за вырвавшееся у Аннеты ласковое слово:
- Вы сказали: "моя девочка"!.. Да, будьте мне матерью, старшей сест-
рой! Не губите меня! Научите, что делать! Я не хочу терять Филиппа...
Дайте мне совет, дайте мне совет!.. Я сделаю все, что вы скажете...
Ноэми лгала только наполовину. Она так привыкла вечно играть роль,
настолько в эту роль входила, что уже и чувствовала то, что изображала.
Во всяком случае, ее любовь, боль, ее надежда тронуть Аннету, от которой
все зависело, были искренни. Все, вплоть до доверия, которое она выража-
ла Аннете, - ведь это была последняя карта, которую она в отчаянии пос-
тавила! И от нее не укрылось волнение Аннеты, которого та не умела
скрыть. Аннета слабела. Беспомощность и покорность Ноэми ее обезоружили.
Она не находила в себе сил возражать. Правда, Ноэми не удалось обмануть
ее. В слащавых интонациях соперницы Аннета чуяла фальшь. Она не мешала
ей говорить, но, слушая, читала в ее душе. Она думала: "Что же делать?
Принести себя в жертву? Какая бессмыслица! Не хочу! Я не люблю эту жен-
щину. Она лжет, она меня ненавидит. Да, но она мучается..." И она глади-
ла по голове стоявшую подле нее на коленях Ноэми, а та все всхлипывала и
причитала, в то же время наблюдала за Аннетой, угадывая ее колебания,
подстерегая ее, как дичь, задыхаясь и трепеща то от беспокойства, то от
острой радости. Время от времени она прижимала к губам руки своей сопер-
ницы, которые охотно искусала бы, и без устали твердила свое:
- Верните мне его! Аннета, хмуря брови, попыталась ее оттолкнуть. Она
видела в глазах Ноэми хитрость и боль, ложь и любовь, напряженное ожида-
ние... Наконец, поддавшись минутной слабости, она усмехнулась (в этой
усмешке были и усталость, и сострадание, и отвращение к себе, к Ноэми,
ко всему) и, отвернувшись, сказала:
- Что ж, берите его себе! Едва выговорив эти слова, она уже пожалела,
что сказала их. Ноэми вскочила и бросилась ее целовать, осыпая бурными
ласками... (Никогда еще ее ненависть к Аннете не была так сильна! Нако-
нец-то она сдалась!.. Но сдалась ли?..)
Аннета уже говорила:
- Нет, нет!..
Ноэми как будто не слышала. Она называла Аннету своим дорогим, верным
другом, клялась ей в вечной благодарности и любви. Она смеялась и плака-
ла.
Однако Ноэми недолго теряла время на бесплодные излияния. Она захоте-
