ФИДЕ, впрочем, проницательно сочувствовавший Р.Фишеру, шедший у
него на поводу не как у капризуна, но как у творческой
личности, у которой вполне могут быть зацепки, задержки, сбои и
т.п., и т.п.).
Фишер как бы приглашал Спасского: Борис, пойми, услышь,
ощути смысл моих "метаний". Ведь я их -- других, этих Других --
хотел бы вообще послать куда подальше. И начать наш матч в
очень удобной для нас обоих обстановке, атмосфере, в удобное
(взаимно) время, да и так, чтобы заработать поприличнее. Для
Фишера повышение гонораров -- естественно, одно из средств
(наиболее понятных публике, а может быть и единственное ей
понятное средство) повышения престижа шахмат, как игры
совершенно особой, которая не только "ничем не хуже скрипки"
(М.Ботвинник), но не хуже и гольфа, тенниса, бокса. Здесь
вспоминается обещание Фишера получать за свои матчи никак не
меньше, чем Мохаммед Али получает (получал в то время) за свои.
Кажется, Роберт выполнил это, сдержал слово. Они
сравнялись -- высший общий призовой фонд матчей М.Али и
Р.Фишера -- 5 миллионов долларов. Если ошибаюсь, поправьте
меня, пожалуйста.
Предрейкъявикская эпопея разворачивалась на глазах у всего
шахматного -- и не только чисто шахматного -- мира. И осталась
во многом, если не во всем, непонятой. Задним числом исправить
положение представляется почти невозможным.
Чтобы получить достойного соперника -- в матч-реванше, --
Фишеру пришлось в течение ровно 20-ти лет "проверять"
Спасского, который так и не стал суперпрофессионалом, однако, в
деле особо успешного освобождения от влияния шахматных и
возлешахматных чиновников, "неподходящего" государства, добился
впечатляющих успехов. Второй матч с Фишером, а затем и с одной
из сестер Полгар, подвел двойную, вероятно, заключительную,
черту под шахматной карьерой Бориса Васильевича. Быть может,
самого переутомленного из всех чемпионов мира, не считая самого
первого -- В.Стейница...
Спасского подвела неточность, некоторая несвоевременность
СТАТУСИЗАЦИИ. То есть самоопределения, самоосознания. Фишер,
конечно, помог ему благополучно (да, и от слова "получать")
сойти со сцены, сделать это плавно и вместе с тем решительно,
Фишер обеспечил его не только, а может быть, и не столько, в
материальном смысле, сколько в духовном. Показал своего рода
(опять-таки!) пример утонченной (+уточнения) статусизации. Ведь
сам Бобби до Кюрасао был щенком, грубо говоря, кидавшимся на
трон, в лоб штурмовавшим бастионы старших. Годы, годы и годы, в
том числе пропущенные из-за инцидентов в Сусе (Тунис) на
межзональном турнире, трехлетие пропущенное просто по личному
желанию (что тихо потрясло, помнится -- обоюдное осознание тут
тоже не было на достаточной высоте,
-- весь шахматный мир)...
Спасский после Рейкъявика жил "абы как", вырвавшись во
Францию, плыл по волнам очередных подходящих (и не очень)
турниров. Матч с Карповым, считаю, травмировал его значительно.
А чем же, в сущности, стоило заниматься, безусловно избавившись
от "Угрюм-Бурчеевых" отечественного розлива? Наверное,
подготовкой к... матч-реваншу с историческим противником. Если
бы такая, целенаправленная -- даже и не без соответствующих
заявлений (а почему бы и нет?), -- деятельность,
осуществляемая, конечно, с изрядной долей (привнесением)
профессионализма, была налицо, глядишь, и у самого Фишера было
бы поменьше "шатаний", поглядываний на Глигорича, на самого
Карпова.
Конечно, речь могла и, полагаю, должна была, идти не о
скоропалительном, Лас-Вегасском, например (тем более!),
проекте. Они оба вполне могли дать понять шахматному миру
(общественности, если хотите), что подлинное, в нормальных
условиях проходящее, выяснение взаимоотношений между ними --
крупнейшими (если не сильнейшими) шахматистами современности
далеко еще не закончено. Что оно, по сути дела, только
начинается. Не смогли бы -- а что тут такого уж слишком
фантастического?! -- их матчи (а то и серия матчей) несколько
потеснить, а то и как-то аннулировать "столь долгое
единоборство" глубокоуважаемых двух "К"? Может быть, и
конфликтов, ссор было бы -- и не только между новыми чемпионами
== поменьше?..
Но эта, старая, так скажем, пара не пошла на перехват
инициативы, а точнее -- на сохранение ее. Разошлись, как в море
корабли, о чем, как знать, может быть даже и теперь жалеет
Фишер, в меньшей мере сожалеет, наверное, Спасский -- его
"вина", конечно же, поменьше: инициатором мог быть старший по
званию. Не исключаю того, что Р.Фишер мог даже и... испугаться.
Так странно, удивительно употреблять по отношению к нему это
простое слово, уж слишком не то, чересчур не подходит: ну,
разве может суперпрофессионал чего-то или кого-то бояться?.. Но
такой, весьма вероятный, испуг. Не свидетельствует ли он о том,
что подлинный переход к суперпрофессионализму произошел через
несколько лет после Рейкъявика, а может быть и еще позже?
Конечно, речь не о чем-то, напоминающем организацию
Каспарова, первую гроссмейстерскую, профессиональную,
обеспечившую проведение прекрасных турниров на Кубок мира. Но
слегка ... монополизировать розыгрыш мирового первенства (или
назвать это продолжение своих соревновательных отношений
по-другому)... можно было попытаться.
Не решились. Это выглядело (бы) слишком уж "эгоистично",
что ли... Не решился прежде всего Фишер, которому мог
подсказать такой поворот только Б.Спасский == своим отказом от
участия в очередном претендентском цикле.
Но почему конкретно -- будем, учась у экс-чемпиона,
предельно делового человека (как и положено профессионалу, не
говоря уж о суперпрофи, он предельно конкретен, расчетлив и
умеет впереди телеги ("амбиций", по слову Спасского) неизменно
ставить лошадь ("амуниции", по его же слову)), будем придирчиво
"вещественны", -- почему Р.Фишер не пошел на такое?..
Думается, он учел решающий и наиболее ощутимый в
нескольких смыслах фактор == глубокую, многолетнюю,
непреодолимую (20 лет понадобилось Борису, чтобы немного прийти
в себя, "отойти" от Бобби, от тех кошмарных, первых тринадцати
партий в столице Исландии, войти в относительную норму и
выиграть в... два с половиной раза больше партий (не 2, а целых
5) в очередном матче с Бобби!), задубевшую, сцементированную
усталость своего желательного и естественного, наилучшего
партнера. Надо было выжидать, надо было надеяться-таки на
лучшее. Надо было в конечном счете заниматься все тем же --
выполнять долг глубокого профессионала == беречь кадры,
сберегать, если не спасать (а улучшить положение могло только
всеврачующее время), партнера.
И восстановление Спасского, конечно, далеко не полное,
повторяю, весьма относительное (другого и быть не могло),
состоялось. Кто-то сгоряча может это назвать даже возрождением.
И с таким определением трудновато спорить.
Борису и себе, продолжаю это утверждать, был подарен
Фишером поистине сказочный, чудесный, казалось бы невозможный,
тем более в так называемое "наше время", матч. Он, состоявший
из 30-ти партий (из которых первые 11 прошли на "острове грез",
как бы в потусторонне-волшебной обстановке, словно природой(а
кем же еще?) приготовленной, как раньше говорили,
при-уго-товленной, приуготованной Фишеру и его историческому
партнеру за их и главным образом его, Бобби, долготерпение)
промелькнул как сон.
А тот ли Фишер? -- вот вопрос, который был с самого начала
главным и беспрерывным, непрестанно-назойливым, я бы сказал,
туповато-неотвязным.
Да разве в этом дело?
Так ли уж важен сам уровень игры... сопоставимый,
сопоставляемый... с кем, с чем? с чьим? Каспарова и Карпова? Но
они будут -- если позволят, разумеется, условия, -- в свое
время вызваны на ковер... Ну, может быть, уже в некотором
смысле, тени того Каспарова, того Карпова, какими новоявленные
чемпионы были в том же (самом), 1992-м, году.
С ними разговор может быть особый и отдельный -- в
соответствующей обстановке. Вот Фишер в 49 лет сыграл такой
(такой-то) матч. А вы, дорогие друзья, в подобном возрасте на
что будете способны, на что "горазды"? Как вы самосохранялись,
как тренировались, как готовились к вызову Фишера, да кого бы
то ни было? Сколько и какого пороха осталось у вас в
пороховницах?
Подобного рода выкладки очень легко объявить пустыми
умствованиями, необоснованными прикидками, фантазированием на
пустом месте.
Исхожу все-таки из установлений шахматного
суперпрофессионализма, представляемого сейчас, увы, в мировых
шахматах одним-единственным человеком. Один поручик шагает в
ногу, вся дивизия -- не в ногу? Что ж, бывает и так. Только это
нуждается в совершенно неотразимых, убедительных до предела
доказательствах. Вот их-то и готовит Роберт Фишер,
поддерживающий достаточно высокую, постоянную боевую, игровую в
том числе, готовность.
Кто станет спорить -- лучшие, наилучшие тем более, времена
прошли. Безвозвратно миновали. С природой, по большому счету,
да и по среднему, по небольшому, не поспоришь. Но профессионал
иначе не может -- он и тут обязан бросить ей (вывод
самоочевидный для меня) решительный вызов. И осуществлять его,
ковать ежедневно, ежечасно, стараться, пытаться... карабкаться,
ДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ, вершить нечто посильное, иногда и
предельно доступное. Как получится, как удастся... "Я отвечаю
за свои усилия, а не за результат", заметил как-то великий
Ласкер. Ничего другого жизнь профессионала как бы и не
разрешает. Не предоставляет.
Назвался груздем -- полезай в кузов.
Тем более, что кое-какие вещи, и надеюсь, многие
согласятся, немаловажные, упущены. Что-то упущено, ушло
безвозвратно. Есть ошибки, неточности непоправимые, есть
поступки, как принято сейчас выражаться, необратимые.
Все-таки напряжение было велико. Это была схватка.
Свержение монарха, как бы переворот в шахматном (и не только)
мире. Сражение -- и сопоставление -- "двух систем". Вот уж что
верно, то верно. "Двух систем" -- в том числе и подготовки к
ответственным (а они для профессионала все такие)
соревнованиям. К Состязанию, к дискуссии -- обсуждению друг
друга!
Фишер готовился практически в одиночку. Даже назначение
(избрание) секунданта выглядело как принудительная -- что
делать, таков обычай, таковы правила проведения поединков! --
процедура. В команде Спасского происходили передряги, изменения
состава, смена главного тренера (Бондаревского на Геллера).
Во многом и многом они подошли к первой партии
измотанными, издерганными. И неслучайными выглядят грубые,
грубейшие ошибки, начиная с чудовищного хода С:h2 (Фишера,
будто бы желавшего сразу (?!) форсировать ничью).
Матч-72 оказался испорченным, искромсанным с разных
сторон. Он заслуживал "реабилитации", "переделки", я чуть было
не написал -- переигрывания. Но сделать это было не так-то
просто, это откладывалось Фишером на далекое потом -- когда
воспоминания станут "окончательными", заматереют; когда первый
матч отодвинется уже точно в другую, даже совсем другую, эпоху
-- вот тогда можно играть второй.
Риск заключался в том, что второй вообще мог не
состояться. Его и не было бы, если бы не появился истинный,
редчайший любитель шахмат, поклонник Фишера до мозга костей --
Ездимир Василевич, ставший при своем "подопечном" чем-то вроде
живого талисмана, кем-то вроде дядьки Савельича.
