LXXIV
Пустившись в путь, наши странники в первый же день увидели перед со-
бой деревянный мост через речку, а на нем - нищую с крошечной девочкой
на руках; она сидела, прислонясь к перилам моста, и просила милостыню.
Ребенок был бледен, нездоров, истощенная женщина дрожала от лихорадки.
Консуэло почувствовала глубокую симпатию и жалость к несчастным, напом-
нившим ей мать и ее собственное детство.
- Вот в таком положении мы бывали не раз, - сказала она Иосифу, по-
нявшему ее с полуслова и остановившемуся вместе с ней, чтобы посмотреть
на нищенку и расспросить ее.
- Увы, - начала свой рассказ нищенка, - еще несколько дней тому назад
я была счастливейшей женщиной. Я крестьянка из окрестностей Харманица в
Богемии. Пять лет назад я вышла замуж за своего двоюродного брата, рос-
лого красавца, работягу и лучшего из мужей. Через год после свадьбы мой
бедный Карл, отправившись в горы за дровами, вдруг исчез, и никто не
знал, что с ним приключилось. Мне грозила нищета, и я страшно горевала,
предполагая, что муж либо погиб, свалившись в пропасть, либо растерзан
волками. Мне представлялся случай снова выйти замуж, но я и думать об
этом не могла - ведь я любила мужа и не знала, что с ним приключилось. И
как же была я вознаграждена, дети мои! Однажды вечером, в прошлом году,
постучали в дверь; я открыла и тут же упала на колени: передо мной стоял
муж, но, боже милосердный, в каком виде! Словно привидение: весь высох-
ший, желтый, с блуждающим взглядом, взъерошенными волосами, обратившими-
ся в ледяные сосульки, с окровавленными босыми ногами, только что про-
шедшими неизвестно сколько сотен миль по ужасающим дорогам в самую жес-
токую зиму! Но он был так счастлив, вновь обретя жену и бедную крошечную
дочурку, что скоро воспрянул духом, поправился и принялся за работу.
Рассказал он мне, что был похищен разбойниками, которые увезли его
очень далеко, к морю, и там продали в солдатчину прусскому королю. Он
прожил три года в самой мрачной из стран, нес очень тяжелую службу и с
утра до вечера получал побои. Наконец, милые мои дети, ему удалось бе-
жать, дезертировать. Он как бешеный отбивался от своих преследователей,
одного из них убил, а другому вышиб камнем глаз. Избавившись от них, он
шел днями и ночами, прячась, как дикий зверь, в болотах и лесах. Так он
прошел через Саксонию и Богемию. Он был спасен! Он возвратился ко мне!
Ах, как мы были счастливы всю ту зиму, несмотря на бедность и холод! Од-
но мучило нас: как бы снова не появились в наших краях эти хищные птицы,
причина всех наших бед. Мы строили планы отправиться в Вену, явиться к
императрице, рассказать ей о нашем горе, добиться ее покровительства,
военной службы для мужа и кое-какой поддержки для меня и ребенка. Но
из-за сильнейшего потрясения, какое я перенесла, увидев вновь Карла, я
захворала, и мы были принуждены всю зиму и все лето провести в горах,
выжидая, пока я смогу пуститься в путь. Все это время мы были постоянно
начеку, даже ночью. Наконец блаженная минута настала! Я чувствовала себя
достаточно сильной для ходьбы, а нашу девчурку, которой нездоровилось,
должен был нести на руках отец. Но злодейка-судьба поджидала нас, когда
мы спустились с гор. Мы спокойно шли по краю малолюдной дороги, не обра-
щая внимания на экипаж, который уже с четверть часа медленно поднимался
в том же направлении. Вдруг экипаж остановился и из него вышли трое муж-
чин.
- Это на самом деле он? - воскликнул один из них.
- Да, - ответил другой, кривой. - Он! Он! Хватай его!
Муж, обернувшись при этих словах, проговорил:
- Ай! Пруссаки! Вот кривой, которому я вышиб глаз, я его узнаю!
- Беги! Беги! Спасайся! - прошептала я.
Он пустился бежать, но тут один из этих мерзавцев бросился ко мне,
свалил на землю и приставил пистолет к моей голове и к голове моей де-
вочки. Не приди ему в голову эта дьявольская мысль, муж был бы спасен,
так как бегал он лучше этих бандитов, да и был впереди них. Но на вопль,
вырвавшийся у меня. Карл обернулся и, при виде дочери под дулом пистоле-
та, с громким криком побежал обратно, чтобы предотвратить выстрел. Когда
изверг, наступивший на меня ногой, увидел мужа на таком расстоянии, что
тот мог его услышать, он крикнул:
- Сдавайся или я их убью! Сделай только один шаг, и все кончено!
- Сдаюсь! Сдаюсь! Я здесь! - ответил бедный мой муж и помчался к ним
быстрее, чем убегал, несмотря на катившиеся под ноги камни и знаки, ко-
торые я делала ему, умоляя оставить нас и дать нам умереть.
Когда Карл попал в руки этих зверей, они принялись его бить и били до
крови. Я бросилась было защищать мужа, но они и меня избили. Видя, что
его вяжут по рукам и ногам, я стала рыдать и громко застонала. Злодеи
объявили мне, что если я тотчас же не замолчу, они прикончат ребенка, и
уже вырвали его у меня. Тогда Карл сказал мне:
- Замолчи, жена, приказываю тебе! Подумай о нашей девочке!
Я послушалась; но когда эти чудовища связали мужа и принялись заты-
кать ему рот кляпом, приговаривая: "Да, да, плачь! Больше ты его не уви-
дишь, мы сейчас его повесим! ", сердце у меня перевернулось, и я замерт-
во упала на дорогу.
Не знаю, сколько времени я пролежала в пыли. Когда я открыла глаза,
была уже ночь. Бедная моя дочурка, прижавшись ко мне, дрожала, надрыва-
ясь от рыданий. На дороге виднелось кровавое пятно да след от колес эки-
пажа, увезшего моего мужа. Я просидела там еще час-другой, пытаясь успо-
коить и отогреть окоченевшую и перепуганную до полусмерти Марию. Нако-
нец, собравшись с мыслями, я рассудила, что разумнее не бежать за похи-
тителями, догнать которых я была не в силах, а заявить о случившемся
властям в ближайшем городе, Визенбахе. Так я и поступила, а затем решила
продолжать свой путь в Вену, броситься там к ногам императрицы и молить
ее походатайствовать перед прусским королем об отмене смертного пригово-
ра мужу. Ее величество могла бы потребовать выдачи его, как своего под-
данного, в том случае если бы не удалось настигнуть вербовщиков.
И вот, на милостыню, поданную мне в епископстве Пассау, где я расска-
зала о своем несчастье, доехала я на телеге до Дуная, а оттуда на лодке
спустилась вниз по реке до Мелка. Но теперь средства мои истощились. Лю-
ди, которым я рассказываю о случившемся, принимают меня, должно быть, за
мошенницу, не верят мне и дают так мало, что остается только идти пеш-
ком. Хорошо, если через пять-шесть дней я доберусь до Вены и не погибну
от усталости, я совсем больна, да и горе лишило меня последних сил. А
теперь, милые мои детки, если есть возможность помочь мне немного, сде-
лайте это, пожалуйста: мне больше нельзя ждать, надо идти и идти, как
"вечный жид", пока не добьюсь справедливости.
- Хорошая вы моя! Бедная моя! - воскликнула Консуэло, обнимая нищенку
и плача от радости и сострадания. - Мужайтесь! Мужайтесь! Надейтесь! Ус-
покойтесь! Муж ваш освобожден. Он сейчас скачет на добром коне по нап-
равлению к Вене, с туго набитым кошельком в кармане.
- Что вы говорите? - воскликнула жена дезертира, и глаза ее покрасне-
ли, а губы судорожно задергались. - Вы его знаете? Вы видели его? О гос-
поди! Боже великий! Боже милосердный!
- Что вы делаете! - остановил Иосиф свою подругу. - А если эта ра-
дость ложная, если дезертир, которому мы помогли спастись, не муж ее?
- Он самый, Иосиф! Говорю тебе, это он! Вспомни кривого, вспомни при-
емы синьора Пистолета! Вспомни, как дезертир говорил, что он человек се-
мейный и австрийский подданный! Впрочем, в этом очень легко убедиться.
Каков из себя ваш муж?
- Рыжий, с зелеными глазами, широколицый, ростом пять футов восемь
дюймов; нос немного приплюснутый, лоб низкий, - словом, красавец мужчи-
на!
- Так, верно! - сказала, улыбаясь, Консуэло. - А как он был одет?
- Плохонький зеленый дорожный плащ, коричневые штаны, серые чулки.
- И это похоже! А на вербовщиков вы обратили внимание?
- Обратила ли я внимание на вербовщиков! Пресвятая дева Мария! Да их
страшные лица всегда будут перед моими глазами!
Тут бедная женщина с большими подробностями описала синьора Пистоле-
та, кривого и Молчальника.
- Был там еще четвертый, - добавила она, - он оставался при лошади и
ни во что не вмешивался. У него было толстое равнодушное лицо, показав-
шееся мне даже более жестоким, чем у остальных; когда я плакала, а мужа
колотили и вязали веревками, словно какого-нибудь убийцу, этот толстяк
преспокойно распевал и играл на губах, словно на инструменте: брум,
брум, брум. Ах! Что за каменное сердце!
- Ну, это Мейер! - воскликнула Консуэло, обращаясь к Иосифу. - Неуже-
ли ты и теперь еще сомневаешься? Это же его милая привычка все время
петь, подражая трубе!
- Правда, - согласился Иосиф. - Значит, при нас действительно освобо-
дили Карла! Слава богу!
- Да, да! Прежде всего надо благодарить господа! - воскликнула бедная
женщина, бросаясь на колени. - А ты, Мария, - обратилась она к своей
девчурке, - целуй землю вместе со мной, благодари ангеловхранителей и
пресвятую деву: твой папа нашелся, и мы скоро его увидим!
- Скажите мне, милая, - спросила Консуэло, - у Карла тоже есть обык-
новение, когда он очень счастлив, целовать землю?
- Да, дитя мое, он всегда так делает. Вернувшись после своего дезер-
тирства, он ни за что не хотел войти в дом, пока не поцеловал порога.
- Что это, обычай вашей страны?
- Нет, его собственная привычка. Он и нас обучил, и это всегда прино-
сит нам счастье.
- Конечно, его мы и видели, - сказала Консуэло, - на наших же глазах,
поблагодарив своих избавителей, он поцеловал землю. Ты ведь заметил,
Беппо?
- Конечно, заметил! Он самый! Теперь не может быть никаких сомнений!
- Дайте же прижать вас к сердцу, ангелочки мои, - воскликнула жена
Карла, - какую весть вы мне принесли! Расскажите мне обо всем.
Иосиф передал все, как было. Когда бедная женщина излила весь вос-
торг, всю благодарность небесам и Иосифу с Консуэло, которых она спра-
ведливо считала главными спасителями мужа, она спросила, как же ей те-
перь разыскать его.
- Думаю, - сказала Консуэло, - что вам лучше всего продолжать свой
путь. Вы найдете мужа в Вене, если не встретитесь с ним еще дорогой. Не-
сомненно, первой его заботой, когда он попадет в Вену, будет доложить
обо всем императрице, а затем просить полицию сообщить по всей стране
ваши приметы. Конечно, он не преминул рассказать о случившемся в каждом
скольконибудь значительном городе, через который проезжал, и расспраши-
вал в пути, не видел ли кто вас. Если вы доберетесь до Вены раньше него
- смотрите, сейчас же сообщите полиции свой адрес, чтобы Карлу, когда он
появится в городе, тотчас передали его.
- Но что это за полиция? Где она помещается? Я ровно ничего в этом не
смыслю. Такой огромный город! Я, бедная крестьянка, совсем там потеря-
юсь!
- Знаете, - сказал Иосиф, - у нас самих никогда подобных дел не быва-
ло, и мы тоже ничего не смыслим в них, но вы попросите первого встречно-
го провести вас в прусское посольство, а там спросите господина барона
фон...
- Осторожно, Беппо, - прошептала Консуэло, напоминая Иосифу, что не
следует компрометировать барона, вмешивая его в эту историю.
- Ну, а граф Годиц?
- Да, к графу можно обратиться. Он сделает из тщеславия то, что его
спутник сделал бы из самоотверженности. Разыщите дворец маркграфини Бай-
рейтской, - сказала Консуэло женщине, - и передайте ее мужу записку, ко-
торую я сейчас напишу.
Консуэло вырвала листок из записной книжки Иосифа и карандашом напи-
сала следующее:
"Консуэло Порпорина, примадонна театра Сан-Самуэле в Венеции, она же
бывший синьор Бертони, странствующий певец в Пассау, поручает благород-
ному сердцу графа Годица-Росвальда жену Карла, дезертира, которого Ваше
сиятельство вырвали из рук вербовщиков и осыпали своими милостями. Пор-
