порина льстит себя надеждой отблагодарить господина графа за его покро-
вительство в присутствии маркграфини, если господин граф окажет певице
честь, разрешив ей выступить в малых покоях ее высочества".
Консуэло старательно вывела свою подпись и посмотрела на Иосифа. Он
ее понял и вынул кошелек. По молчаливому соглашению, в порыве великоду-
шия, они отдали бедной женщине последние два золотых, оставшихся от по-
дарка Тренка, чтобы она смогла на лошадях добраться до Вены. Затем, до-
ведя ее до ближайшей деревни, они помогли ей нанять скромный экипаж.
После этого они накормили ее, снабдили кое-какими пожитками, истратив на
это остаток своего скромного достояния, и отправили в путь-дорогу счаст-
ливейшее создание, только что возвращенное ими к жизни.
Тут Консуэло, смеясь, спросила, осталось ли чтонибудь у них в ко-
шельке. Иосиф потряс над ухом скрипкой и ответил:
- Только звуки! Консуэло блестящей руладой попробовала голос под отк-
рытым небом и воскликнула:
- И сколько еще звуков! - затем весело протянула руку своему товарищу
и, горячо пожав его руку, сказала: - Молодец, Беппо!
- И ты тоже! - ответил Иосиф, смахивая набежавшую слезу и громко сме-
ясь при этом.
LXXV
Не особенно страшно остаться без денег под конец путешествия; но,
будь наши юные музыканты и далеко еще от цели, им и тогда было бы не ме-
нее весело, чем в ту минуту, когда они очутились без гроша. Нужно самому
побывать в таком положении безденежья на чужбине (а Иосиф здесь, вдали
от Вены, чувствовал себя почти таким же чужим, как и Консуэло), чтобы
знать, какая чудесная беззаботность, какой дух изобретательности и
предприимчивости, словно по волшебству, охватывает артиста, истратившего
последний грош. До этого он тоскует, постоянно боится неудач, у него
мрачные предчувствия в предвидении страданий, затруднений, унижений, но
с последней уходящей монетой все рассеивается. Тут для поэтических душ
открывается новый мир, святая вера в милосердие ближних и вообще немало
пленительных химер. Наряду с этим развивается работоспособность и появ-
ляется приветливость, помогающие легко преодолевать препятствия. Консуэ-
ло испытывала некое романическое удовольствие, возвращаясь к бедности,
напомнившей ей годы детства; она была счастлива, что сделала доброе де-
ло, отдав все свое достояние, и сейчас же придумала средство добыть себе
и своему спутнику ужин и ночлег.
- Сегодня воскресенье, - сказала она Иосифу, - в первом же поселке,
который нам попадется на пути, начни играть танцы. Мы не пройдем и двух
улиц, как найдутся люди, желающие поплясать, а мы с тобой изобразим гу-
дошников. Ты не можешь сделать свирель? Я мигом выучусь на ней играть, и
как только в состоянии буду извлекать из нее хоть несколько звуков, -
аккомпанемент тебе обеспечен.
- Могу ли я сделать свирель? - воскликнул Иосиф. - Сейчас вы в этом
убедитесь!
Вскоре на берегу реки они отыскали прекрасный стебель тростника, Ио-
сиф искусно просверлил его - и он зазвучал чудесно. Свирель тут же была
испробована, затем последовала репетиция, и наши герои, успокоившись,
направились в деревушку, находившуюся на расстоянии трех миль. Они вошли
туда под звуки свирели и пения, выкрикивая перед каждой дверью: "Кто хо-
чет поплясать, кто хочет попрыгать? Вот музыка! Открывайте бал!"
Они дошли до небольшой площади, обсаженной прекрасными деревьями; их
сопровождало с полсотни ребят: крича и хлопая в ладоши, дети неслись за
ними. Вскоре появились веселые парочки и, подняв пыль, открыли бал.
Прежде чем земля была утоптана ногами танцующих, здесь собралось все на-
селение деревушки, кольцом расположившись вокруг танцующих, неожиданно,
без всякого сговора и колебаний, устроивших бал. Сыграв несколько
вальсов, Иосиф засунул скрипку под мышку, а Консуэло, взобравшись на
стул, произнесла перед присутствующими речь на тему о том, что, мол, у
голодных музыкантов и пальцы слабы и дыхания не хватает. Не прошло и пя-
ти минут, как у них вволю было и хлеба, и масла, и сыра, и пива, и слад-
ких пирожков. Что же касается денежного вознаграждения, то на этот счет
быстро сговорились: решено было сделать сбор, и каждый даст сколько по-
желает.
Закусив, Консуэло и Иосиф взобрались на бочку, которую для этого тор-
жественно выкатили на середину площади, и танцы возобновились. Но через
два часа они были прерваны известием, взволновавшим всех; переходя из
уст в уста, оно дошло и до наших странствующих музыкантов. Оказалось,
что местный сапожник, торопясь закончить ботинки для одной требова-
тельной заказчицы, всадил себе в большой палец шило.
- Это огромное несчастье! - проговорил какой-то старик, опираясь на
бочку, служившую музыкантам пьедесталом. - Ведь сапожник Готлиб - орга-
нист нашей деревни, а завтра как раз у нас храмовой праздник. Да,
большой праздник, чудесный праздник! На десять миль кругом такого не бы-
вает! Особенно хороша у нас обедня, издалека приходят ее послушать. Наш
Готлиб - настоящий регент: он играет на органе, дирижирует детским хо-
ром, сам поет и чего только не делает, особенно в этот день! Просто из
кожи вон лезет! Теперь без него все пропало. И что скажет господин кано-
ник собора святого Стефана?! В этот праздник он сам приезжает к нам слу-
жить большую обедню и так всегда доволен нашей музыкой. Добрый каноник
от музыки без ума! А какая честь для нас видеть его перед нашим алтарем,
- ведь он никогда не выезжает из своего прихода и не станет себя утруж-
дать из-за пустяков.
- Ну что ж, - сказала Консуэло, - есть способ все уладить: мы с това-
рищем возьмем на себя и орган и детский хор, - словом, всю обедню; а ес-
ли господин каноник останется недоволен, нам ничего не заплатят за тру-
ды.
- Да, да! Легко сказать, молодой человек! - воскликнул старик, - Нашу
обедню под скрипку и флейту не служат, да-с! Это дело серьезное, а вы не
знакомы с нашими партитурами.
- Мы примемся за них сегодня же вечером, - проговорил Иосиф с видом
снисходительного превосходства, которое импонировало собравшимся вокруг
него слушателям.
- Посмотрим, - сказала Консуэло, - поведите нас в церковь, пусть там
кто-нибудь надует мехи, и если наша игра придется вам не по вкусу - вы
вольны нам отказать.
- А как же с партитурой - шедевром аранжировки Готлиба?
- Мы сходим к Готлибу, и если он будет недоволен нами, - откажемся от
своего намерения. К тому же раненый палец не помешает Готлибу ни управ-
лять хором, ни самому исполнить свою партию.
Старики деревни, собравшись вокруг музыкантов, посовещались и решили
произвести опыт. Бал прекратили, - ведь обедня каноника дело посерьез-
нее, чем какие-то там танцы!
После того как Гайдн и Консуэло поочередно сыграли на органе, а затем
пропели вместе и порознь, их, за неимением лучшего, признали довольно
сносными музыкантами. Некоторые ремесленники осмелились даже утверждать,
что они играют лучше Готлиба и что исполненные ими отрывки из Скарлатти,
Перголезе и Баха по меньшей мере так же прекрасны, как музыка Гольцбауэ-
ра, дальше которой Готлиб никак не хотел идти. Зато приходский священ-
ник, спешно явившийся послушать их, дошел даже до того, что принялся ут-
верждать, будто канонику гораздо больше понравятся эти песнопения, чем
те, которыми его обычно угощали. Пономарь, не разделявший этого мнения,
грустно покачал головой, и священник, не желая раздражать своих прихо-
жан, согласился, чтобы оба виртуоза, посланные провидением, сговорились,
если возможно, с Готлибом относительно обедни.
Все толпой направились к дому сапожника, и тот был вынужден показать
каждому свою вспухшую руку, чтобы его освободили от обязанностей орга-
ниста. По его мнению, было больше чем очевидно, что выступать он не мо-
жет. Готлиб был одарен некоторой музыкальностью и довольно прилично иг-
рал на органе, но, избалованный похвалами сограждан и несколько шутливым
одобрением каноника, был до болезненности самолюбив во всем, что каса-
лось его дирижерства и исполнения. Вот почему предложение заменить его
случайными музыкантами было встречено им недоброжелательно: он предпочи-
тал, чтобы на обедне в день храмового праздника совсем не было музыки,
только бы не делить ни с кем своей славы. Но ему пришлось все-таки усту-
пить. Долго он притворялся, будто не может найти партитуры, и разыскал
ее, только когда священник пригрозил, что предоставит юным артистам вы-
бор и исполнение всей музыкальной части. Консуэло и Гайдн должны были
доказать свое умение, прочитав с листа самые известные по трудности пас-
сажи одной из двадцати шести обеден Гольцбауэра, которую предполагали
исполнять на следующий день. Музыка эта, не талантливая и не ориги-
нальная, была все же хорошо написана и легко читалась; особенно не сос-
тавляла она труда для Консуэло, преодолевавшей несравненно большие труд-
ности. Слушатели были очарованы, а Готлиб, становившийся все озлобленнее
и мрачнее, заявил, что он очень рад, что все довольны, сам же он немед-
ленно ложится в постель, потому что у него лихорадка.
Певцы и музыканты тотчас отправились в церковь, и наши два новоиспе-
ченных регента принялись за репетицию. Все шло прекрасно. Пивовар, ткач,
школьный учитель и булочник играли на скрипках; дети и их родители сос-
тавили хор. Все это были добрые крестьяне и мастеровые, люди очень флег-
матичные, старательные и добросовестные.
Иосифу уже приходилось слышать музыку Гольцбауэра в Вене, где она бы-
ла в то время в чести, и он очень легко с ней справлялся. Консуэло же,
участвуя во всех повторяющихся ариях, так хорошо вела за собою хор, что
он превзошел себя. Два соло должны были исполнять сын и племянница Гот-
либа, его любимые ученики и лучшие певцы в приходе, но оба корифея на
репетицию не явились, мотивируя это тем, что они и так уверены в своих
силах.
Иосиф и Консуэло отправились ужинать в дом священника, где им был
приготовлен ночлег. Добрый священник сиял; видно было, что он очень до-
рожил благолепием своей обедни и хотел изо всех сил угодить господину
канонику.
На следующий день вся деревня еще до света была на ногах. Трезвонили
в колокола, по дорогам из окрестных деревень тянулись толпы верующих,
чтобы присутствовать на торжественной службе. Карета каноника приближа-
лась с величавой медлительностью. Церковь была разубрана самыми лучшими
украшениями. Консуэло очень потешило, что каждое из действующих лиц при-
писывало своей роли особое значение. Здесь царило почти такое же тщесла-
вие и соперничество, как за кулисами театра. Только выражалось оно более
наивно и скорее смешило, чем вызывало негодование.
За полчаса до начала обедни явился растерянный ризничий и сообщил о
заговоре завистливого и вероломного Готлиба. Узнав, что репетиция прошла
прекрасно и все участвовавшие в ней прихожане очарованы пришельцами, он,
притворившись тяжко больным, запретил своей племяннице и сыну, двум
главным корифеям, покинуть его, и таким образом обедня лишалась не
только самого Готлиба, чье присутствие считалось необходимым, дабы дать
ход делу, но и двух соло, лучших номеров во всей мессе. Хористы, по сло-
вам жеманного и торопливого ризничего, совсем упали духом, и ему стоило
большого труда собрать их на совещание в церкви.
Консуэло и Иосиф спешно явились на место действия, заставили хор пов-
торить самые трудные места, поддерживая своими голосами более слабых, и
таким образом всех успокоили и подбодрили. Что же касается соло, то они
очень скоро столковались и взялись исполнить их сами. Консуэло, порыв-
шись в памяти, вспомнила одно духовное песнопение Порпоры, по тону и
словам напоминавшее то, что требовалось. Она тут же набросала его на
нотной бумаге, прорепетировала с Гайдном, и он смог ей аккомпанировать.
