Консуэло нашла и для него знакомый ему отрывок из произведения Се-
бастьяна Баха, и они тотчас с грехом пополам аранжировали его.
Уже зазвонили к обедне, а они все еще репетировали и спевались, нес-
мотря на громкий трезвон большого колокола. Когда господин каноник, об-
лаченный в ризы, появился у алтаря, хор уже пел, с многообещающей сме-
лостью и быстротой приступив к исполнению фугообразного творения немец-
кого композитора. Консуэло с удовольствием глядела на серьезные лица
этих добрых немецких бедняков, вслушиваясь в их чистые голоса" звучавшие
с поистине педантичной согласованностью и никогда не иссякающим, но
всегда сдержанным воодушевлением.
- Вот подходящие исполнители для такой музыки, - сказала она Иосифу
во время паузы, - будь у них огонь, которого не хватило композитору, все
бы пошло вкривь и вкось, но у них нет этого огня, и идеи, выкованные ме-
ханически, механически же и воспроизводятся. Жаль, нет здесь знаменитого
маэстро ГодицаРосвальда, - он подвинтил бы этих механических исполните-
лей, лез бы вон из кожи, ничего не добился бы, но остался бы чрезвычайно
доволен собою.
Мужское соло беспокоило многих, но Иосиф блестяще с ним справился.
Когда же настал черед Консуэло, то ее итальянская манера пения сначала
всех удивила, затем привела в смущение, но в конце концов все-таки вос-
хитила. Певица старалась петь как можно лучше; выразительность ее пол-
нозвучного и бесподобного голоса привела в непередаваемый восторг Иоси-
фа.
- Не верится, - сказал он ей, - чтобы вы могли когда-либо лучше
спеть, чем вы пели сейчас для жалкой деревенской обедни.
- Во всяком случае никогда я не пела с таким подъемом и таким удо-
вольствием, - отвечала она. - Эта публика мне больше по душе, чем теат-
ральная. Ну, а теперь дай мне посмотреть с хор, доволен ли господин ка-
ноник. Да! У почтенного каноника совсем блаженный вид, и, судя по тому,
как все ищут в выражении его лица воздаяния за свою старательность, я
вижу, что единственно о ком здесь не думают, это о боге.
- За исключением вас, Консуэло! Только вера и любовь к богу могут
вдохновить на такое пение!
Когда оба исполнителя вышли из церкви, население чуть было не понесло
их с триумфом на руках в дом священника, где их ждал хороший завтрак.
Священник представил музыкантов господину канонику, и тот, осыпав их
похвалами, выразил желание еще раз, "на запивку", прослушать соло Порпо-
ры. Но Консуэло, не без основания дивившаяся тому, как никто не узнал ее
женского голоса, и опасавшаяся прозорливости каноника, отказалась петь
под предлогом, что репетиция и деятельное участие во всех партиях слиш-
ком утомили ее. Отговорка, однако, не была принята во внимание, и приш-
лось присутствовать за завтраком каноника.
Каноник был человек лет пятидесяти, с добрым красивым лицом, хорошо
сложенный, хотя немного располневший. Манеры его были изысканны и даже,
можно сказать, благородны. Он всем говорил по секрету, что в жилах его
течет королевская кровь, так как он является одним из четырехсот неза-
коннорожденных сыновей Августа Второго, курфюрста Саксонского и Короля
Польского.
Он был мил и любезен, насколько следует быть светскому человеку и ду-
ховному сановнику. Иосиф заметил подле него какого-то мирянина, с кото-
рым он обращался одновременно и с уважением и фамильярно. Иосифу каза-
лось, что он уже видел этого человека гдето в Вене, но припомнить имени
его никак не мог.
- Итак, дети мои, вы отказываете мне в удовольствии еще раз услышать
произведение Порпоры? А вот мой друг, большой музыкант и во сто раз луч-
ший судья в этом деле, чем я, был поражен тем, как вы исполнили этот от-
рывок. Но раз вы утомлены, - прибавил он, обращаясь к Иосифу, - я больше
не стану вас мучить своими просьбами, однако вы будете так любезны ска-
зать мне свое имя, а также, где вы учились музыке.
Иосиф понял, что ему приписывают исполнение соло, спетого Консуэло.
Консуэло выразительным взглядом приказала ему поддержать заблуждение ка-
ноника.
- Меня зовут Иосифом, - ответил он кратко, - а учился я в детской
певческой школе святого Стефана.
- Я также, - заметил незнакомец, - учился в этой школе при Рейте-
ре-отце; а вы, конечно, - при Рейтересыне?
- Да, сударь.
- Но потом вы, наверно, еще у кого-нибудь занимались? Вы учились в
Италии?
- Нет, сударь.
- Это вы играли на органе?
- То я, то мой товарищ.
- А кто из вас пел?
- Мы оба.
- Но ведь Порпору исполняли не вы? - проговорил незнакомец, искоса
поглядывая на Консуэло.
- Во всяком случае не этот ребенок, - сказал каноник, также взглянув
на Консуэло, - он слишком молод, чтоб так прекрасно петь.
- Да, не я, а он, - отрывисто ответила Консуэло, указывая на Иосифа.
Она жаждала избавиться от этого допроса и с нетерпением поглядывала
на дверь.
- Почему вы говорите неправду, дитя мое? - наивно спросил священник.
- Я же вчера слышал и видел, как вы пели, и прекрасно узнал голос вашего
товарища Иосифа, когда он исполнял соло Баха.
- По-видимому, вы ошиблись, ваше преподобие, - с лукавой улыбкой за-
метил незнакомец, - или же этот юноша чрезмерно скромен. Как бы то ни
было, мы хвалили и того и другого.
Потом, отведя священника в сторону, незнакомец проговорил:
- У вас ухо верное, но глаз не проницательный; это делает честь чис-
тоте ваших помыслов. Тем не менее следует вывести вас из заблуждения:
этот юный венгерский крестьянин - очень искусная итальянская певица.
- Переодетая женщина! - воскликнул пораженный священник.
Он внимательно стал приглядываться к Консуэло, в то время как та от-
вечала на благожелательные вопросы каноника, и от удовольствия ли, или
от негодования, но добрый священник густо покраснел от брыжей вплоть до
камилавки.
- Уж верьте мне, - продолжал незнакомец. - Напрасно стараюсь я доис-
каться, кто бы она могла быть, никак не могу разгадать; а что касается
ее переодевания и того положения, в котором она сейчас оказалась, то это
следует отнести исключительно за счет безрассудства... Все из-за любви,
господин кюре! Но это нас не касается.
- Из-за любви! Это, конечно, очень красиво звучит! - воскликнул раз-
волновавшийся священник. - Похищение, преступная интрига с этим молодчи-
ком! Но ведь это отвратительно! А я-то как попался! Поместил их в свя-
щенническом доме! Еще, по счастью, дал им отдельные комнаты, так что,
надеюсь, под моей крышей не происходило ничего скандального. Ах! Какое
происшествие! Воображаю, как надо мной потешились бы вольнодумцы моего
прихода! А такие, сударь, имеются, и некоторых из них я даже знаю.
- Если ваши прихожане не распознали женского голоса, то, по всей ве-
роятности, и не разглядели ни черт ее лица, ни походки. А между тем
взгляните, что за красивые ручки, какие шелковистые волосы, до чего кро-
шечная ножка, несмотря на грубую обувь!
- Ничего я не желаю видеть! - воскликнул вне себя священник. - Какая
гнусность - переодеваться в мужской костюм! В священном писании есть
стих, осуждающий на смерть всякого, мужчину или женщину, сменяющего
одежду своего пола. На смерть - слышите, сударь?! Это в достаточной мере
указывает на всю тяжесть греха. И она еще осмелилась проникнуть в храм
божий и бесстыдно воспевать хвалу господу, в то время как душой и телом
загрязнена таким преступлением!
- И воспевала эту хвалу божественно! Я прослезился; никогда я не слы-
хивал ничего подобного! Странная тайна! Кто эта женщина? Все, кого я мог
бы заподозрить, гораздо старше ее.
- Да это ребенок, совсем молоденькая девушка, - продолжал священник,
который не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть на Консуэло с ин-
тересом, боровшимся в его сердце со строгими принципами. - Экая змейка!
Посмотрите только, с каким кротким и скромным видом она отвечает госпо-
дину канонику. Ах! Если кто-нибудь догадается об этой проделке, я про-
пал! Придется мне уехать отсюда!
- Как же вы сами и никто из ваших прихожан не распознали женского го-
лоса? Ну и простаки же вы, скажу я вам!
- Что поделаешь! Мы, правда, находили нечто необыкновенное в ее голо-
се, но Готлиб говорил, что это голос итальянский, из Сикстинской капел-
лы, и он уже такие слышал. Не знаю, что он этим хотел сказать, я ведь
ничего не смыслю в музыке, выходящей за пределы моей службы, и был так
далек от всякого подозрения. Как быть, сударь? Как быть?
- Если никто ничего не подозревает, мой совет вам - молчать обо всем.
Выпроводите этих юнцов как можно скорее. Если хотите, я возьмусь изба-
вить вас от них.
- О да! Вы окажете мне огромную услугу! Стойте, стойте, я дам вам де-
нег. Сколько им заплатить?
- Это меня не касается. Мы-то щедро платим артистам... Но ваш приход
небогат, и церковь не обязана следовать практике театра.
- Я не стану скупиться, я дам им шесть флоринов! Сейчас иду... Но что
скажет господин каноник? Он, повидимому, ничего не замечает. Вот он раз-
говаривает с "ней" совсем по-отечески... Святой человек!
- А что, по-вашему, он бы очень возмущался?
- Да как же ему не возмущаться! Впрочем, я не столько боюсь его наго-
няя, сколько насмешек. Вы ведь знаете, как он любит вышучивать, он так
остроумен. Ох! Как он будет издеваться над моей наивностью!..
- Но поскольку он, видимо, продолжает разделять ваше заблуждение...
он не вправе и насмехаться над вами. Ну что ж! Притворитесь, будто ниче-
го не случилось, воспользуйтесь первым удобным моментом и сплавьте ваших
музыкантов.
Они отошли от окна, где велся этот разговор, и священник, прос-
кользнув к Иосифу, который, казалось, гораздо меньше занимал каноника,
чем синьор Бертони, сунул ему в руку шесть флоринов. Получив эту скром-
ную сумму, Иосиф сделал знак Консуэло, чтобы она скорей отделалась от
каноника и шла за ним. Но каноник подозвал к себе Иосифа и, продолжая на
основании его ответов считать, что женский голос принадлежал ему, спро-
сил:
- Скажите же мне, почему вы выбрали этот отрывок Порпоры, вместо того
чтобы исполнить соло господина Гольцбауэра?
- У нас не имелось этой партитуры, да и она была нам незнакома, - от-
ветил Иосиф, - я спел единственную из пройденных мною вещей, которую хо-
рошо помнил.
Тут священник поспешил рассказать о маленькой хитрости Готлиба, и эта
артистическая зависть очень рассмешила каноника.
- Ну что ж, - заметил незнакомец, - ваш милый сапожник оказал нам
громадную услугу: вместо плохого соло мы насладились шедевром великого
мастера. Вы доказали свой вкус, - прибавил он, обращаясь к Консуэло.
- Не думаю, - возразил Иосиф, - чтобы соло Гольцбауэра было так пло-
хо. Те из его произведений, что мы исполняли, были не без достоинств.
- Достоинства - это еще не гениальность, - ответил незнакомец, взды-
хая, и, настойчиво обращаясь к Консуэло, он добавил:
- А вы какого мнения, дружок? Считаете ли вы, что это одно и то же?
- Нет, сударь, я этого не считаю, - ответила она лаконично и холодно,
так как взгляды этого человека все больше смущали и тяготили ее.
- Однако же вам доставило удовольствие пропеть обедню Гольцбауэра? -
вмешался каноник. - Ведь это прекрасная вещь, не правда ли?
- Мне она не доставила ни удовольствия, ни неудовольствия, - ответила
Консуэло, нетерпение вызвало у нее непреодолимое желание высказаться
откровенно.
- Вы хотите сказать, что эта вещь ни хороша, ни дурна? - воскликнул,
смеясь, незнакомец. - Ну-с, дитя мое, вы прекрасно ответили, и я вполне
согласен с вашим мнением.
Каноник громко расхохотался, священник же казался очень смущенным, а
Консуэло, нисколько не интересуясь этим музыкальным диспутом, скрылась
вслед за Иосифом.
- Ну, господин каноник, как вы находите этих детей? - лукаво спросил
незнакомец, как только те вышли.
- Очаровательны! Чудесны! Вы уж извините меня, что я говорю это после
