- Боюсь, это не совсем удобно, - вежливо сказал он: - у вас, кажется,
гости?
- Нет.
- А можно здесь, на лестнице? Или спустимся вниз, на бульвар. Мне
нужно сообщить вам...
- Одну минуту, - сказала я быстро.
Александра Дмитриевна звала меня. Я прикрыла дверь и пошла к ней
навстречу.
- Кто там?
- Александра Дмитриевна, я сейчас вернусь, - сказала я быстро. - Или
вот что... Пускай Валя через четверть часа спустится за мной. Я буду на
бульваре.
Она еще говорила что-то, но я уже выбежала и захлопнула двери.
Вечер был прохладный, а я - в одном платье, и Ромашов на лестнице
сказал: "Вы простудитесь". Должно быть, ему хотелось предложить мне свое
пальто - и он даже снял его и нес на руке, а потом, когда мы сидели,
положил на скамейку, - но не решился. Впрочем, мне было не холодно. У меня
горело лицо от вина, и я волновалась. Я чувствовала, что этот приход
неспроста.
На бульваре было тихо и пусто, только, опираясь на палки, сидели
старики - по старику на скамейку - от памятника Гоголю до самого забора,
за которым строили станцию "Дворец Советов".
- Катя, вот о чем я хотел сказать вам, - осторожно начал Ромашов. - Я
знаю, как важно для вас, чтобы экспедиция состоялась. И для...
Он запнулся, потом продолжал легко:
- И для Сани. Я не думаю, что это фактически важно, то есть что это
может что-то переменить в жизни, например, вашего дядюшки, которого это
очень пугает. Но дело касается вас и поэтому не может быть для меня
безразлично.
Он сказал это очень просто.
- Я пришел, чтобы предупредить вас.
- О чем?
- О том, что экспедиция не состоится.
- Неправда! Мне звонил Ч.
- Только что решили, что посылать не стоит, - спокойно возразил
Ромашов.
- Кто решил? И откуда вы знаете?
Он отвернулся, потом взглянул на меня улыбаясь.
- Не знаю, как и сказать. Снова оказываюсь подлецом, как вы меня
назвали.
- Как угодно.
Я боялась, что он встанет и уйдет - настолько он был спокоен и уверен
в себе и не похож на прежнего Ромашова. Но он не ушел.
- Николай Антонович сказал мне, что заместитель начальника
Главсевморпути доложил о проекте экспедиции и сам же и высказался против.
Он считает, что не дело Главсевморпути заниматься розысками капитанов,
исчезнувших более двадцати лет тому назад. Но, по-моему... - Ромашов
запнулся: должно быть, ему стало жарко, потому что он снял шляпу и положил
ее на колени, - это не его мнение.
- Чье же это мнение?
- Николая Антоновича, - быстро сказал Ромашов. - Он знаком с этим
заместителем, и тот считает его великим знатоком истории Арктики. Впрочем,
с кем же еще и посоветоваться о розысках капитана Татаринова, как не с
Николаем Антоновичем? Ведь он снаряжал экспедицию и потом писал о ней. Он
член Географического общества - и весьма почтенный.
Я была так взволнована, что не подумала в эту минуту ни о том, почему
Николай Антонович так хлопочет, чтобы розыски провалились, ни о том, что
же заставило Ромашова снова выдать его. Я была оскорблена - не только за
отца, но и за Саню.
- Как его фамилия?
- Чья?
- Этого человека, который говорит, что не стоит разыскивать
исчезнувших капитанов.
Ромашов назвал фамилию.
- С Николаем Антоновичем я, разумеется, не стану объясняться, -
продолжала я, чувствуя, что у меня ноздри раздуваются, и стараюсь
успокоиться. - Мы с ним объяснились раз навсегда. Но в Главсевморпути я
кое-что расскажу о нем. У Сани не было времени, чтобы разделаться с ним,
или он пожалел, не знаю... Да полно, правда ли это? - вдруг сказала я,
взглянув на Ромашова и подумав, что ведь это же он, - он, который любит
меня и, должно быть, только и мечтает, как бы вернее погубить Саню!
- Зачем я стану говорить неправду? - равнодушно возразил Ромашов. -
Да вы узнаете! Вам тоже скажут... Конечно, нужно пойти туда и все
объяснить. Но вы... не говорите, от кого вы об этом узнали. Или, впрочем,
скажите, мне все равно, - надменно прибавил он, - только это может стать
известно Николаю Антоновичу, и тогда мне не удастся больше обмануть его,
как сегодня.
Николай Антонович был обманут ради меня - вот что он хотел сказать
этой фразой. Он смотрел на меня и ждал.
- Я не просила вас никого обманывать, хотя, по-моему, нечего
стыдиться, что вы решились (я чуть не сказала: "первый раз в жизни")
поступить честно и помочь мне. Я не знаю, как вы теперь относитесь к
Николаю Антоновичу.
- С презрением.
- Ладно, это ваше дело. - Я поднялась, потому что мне стало очень
противно. - Во всяком случае, спасибо, Миша. И до свидания...
У Сивцева-Вражка я встретила всех троих: Александру Дмитриевну, Киру
и Валю. Они бежали взволнованные, и Александра Дмитриевна говорила что-то:
"Господи, да откуда же я знаю? Только сказала, что если я через десять
минут не вернусь..."
Трамвай остановился как раз между нами, и, когда он прошел, все трое
ринулись на бульвар с воинственным видом.
- Стоп!
- Да вот же она! Александра Дмитриевна! Она здесь! Катя, что
случилось?
- А вино допили? - спросила я очень серьезно. - Если допили, нужно
еще купить... Мне хочется еще раз выпить за Саню.
Глава пятая
ЗДЕСЬ НАПИСАНО: "ШХУНА "СВ. МАРИЯ"
Начальником Главсевморпути был в те годы известный полярный деятель,
имя которого нетрудно найти на любой карте русской Арктики. Вероятно,
попасть к нему было не так просто. Но Ч. позвонил, и я была принята в тот
же день. Правда, пришлось подождать, но это было даже интересно, так как в
приемной сидели моряки и летчики, только что вернувшиеся из Заполярья.
Один был похож немного на Саню, я невольно несколько раз взглянула на него
и прислушалась к тому, что он говорил. Но он, должно быть, понял меня
иначе, потому что приосанился и глупо улыбнулся. Потом они ушли, и я еще
долго сидела и сердилась на себя за тоску, которая нет-нет, да и
подступала к сердцу...
Я очень хорошо помню свой разговор с начальником Главсевморпути,
потому что в письме, которое в тот же вечер отправила Сане, повторила его
слово в слово.
Сперва я волновалась и чувствовала, что бледна, но только что он
спросил низким, вежливым голосом: "Чем могу служить?", как все мое
волнение пропало. Потом оно вернулось, но это было уже другое, азартное
волнение, от которого не помнишь себя и становится холодно и приятно.
- Летчик Григорьев представил вам проект поисковой экспедиции, -
начала я, - и сперва было решено, что она состоится. Но вчера...
Он внимательно слушал меня. Он был так удивительно похож на свой
портрет, тысячу раз печатавшийся в газетах и журналах, что у меня было
странное чувство, как будто я разговариваю не с ним самим, а с его
портретом.
- Нет, - возразил он, когда я спросила, думает ли и он, что не стоит
заниматься розысками пропавших капитанов, - но мы внимательно взвесили все
"за" и "против" и решили, что подобные поиски заранее обречены на неудачу.
В самом деле: во-первых, места, указанные в проекте, более или менее
изучены за последние годы, и, однако, до сих пор не было обнаружено
никаких следов экспедиции "Святой Марии"; во-вторых, от Северной Земли до
устья Пясины более тысячи километров, и организовать поиски на таком
расстоянии - это очень сложная задача. Наконец - и это самое главное - у
меня нет уверенности, что экспедицию вашего отца следует искать именно в
этом районе.
- Нет никаких сомнений, что именно в этом, - возразила я энергично.
- Почему?
- Потому что... - Я вдруг забыла все доказательства, хотя еще в
приемной повторила их еще раз и даже сосчитала на пальцах. - Потому что...
Он смотрел на меня и ждал. У него были совершенно светлые глаза, а
борода черная, и он хладнокровно смотрел на меня и ждал. Это была страшная
минута.
- Во-первых, это видно по дневникам штурмана, - сказала я немного
дрожащим голосом. - Помните, он приводит слова отца: "Если безнадежные
обстоятельства заставят меня покинуть корабль, я пойду к земле, которую мы
открыли". Во-вторых... - И я вынула из портфеля фотографии, которые
оставил мне Саня. - Вот взгляните... Здесь написано - "Шхуна "Святая
Мария". Этот багор найден на Таймыре.
- Положим. Но почему не допустить, что он принадлежал партии
штурмана, который двумя месяцами раньше оставил шхуну?
- Потому что штурман... Где у вас карта? - спросила я, хотя огромная
карта Арктики висела над письменным столом и я все время смотрела на нее,
но, должно быть, не видела от волнения. - Он шел по дрейфующему льду и
совсем в другом направлении. Можно? Я взяла указку и влезла на стул,
потому что с полу мне было не достать до мыса Флора. - Вот как он шел. Он
вернулся в Архангельск с экспедицией лейтенанта Седова. Но пойдем дальше,
- продолжала я, чувствуя, что мне становится холодно и что я снова
бледнею, но теперь уже от воодушевления. - Вы говорите, что от Северной
Земли до устья Пясины - изученные места и странно, что до сих пор никто не
наткнулся на следы экспедиции хотя бы случайно. А Русанов? Сколько лет
прошло до тех пор, как были найдены остатки его снаряжения? И где же? В
тех местах, куда ходили суда и тысячу раз бывали люди. А этот матрос
Амундсена, которого нашли на Диксоне в трех километрах от станции?
Я тогда не знала, что могила этого матроса (его звали Тиссен)
находится у портовой столовой и что каждый, кто после обеда отправляется
на полярную станцию, проходит тот путь, который оставалось пройти Тиссену,
то есть путь от жизни до смерти.
- Нет, дело не в том, что это изученные места, а в том, что отца
никогда не искали. Вот его путь: от 79 градуса 35 минут широты между 86-м
и 87-м меридианами к Русским островам, архипелагу Норденшельда. Потом,
вероятно после долгих блужданий, от мыса Стерлегова к устью Пясины. Здесь
старый ненец нашел лодку, поставленную на нарты. Потом к Енисею, потому
что Енисей - это была единственная надежда встретить людей и помощь.
Я соскочила со стула. Он гладил бороду и смотрел на меня - кажется, с
любопытством.
- Вы так уверены?
- Да. Не может быть иначе. Что же предлагает Григорьев? Ледокольный
пароход "Пахтусов" направляется к Северной Земле для научных работ. Это
гидрографическая экспедиция, верно?
- Да.
- Отлично. Дорогой он устраивает в нескольких местах базы для
двух-трех поисковых партий. Григорьев считает, что нужны только две
партии, по три человека в каждой. Мне кажется, что нужны три или моторный
бот вместо третьей. Они пойдут мористой стороной прибрежных островов, а
"Пахтусов" тем временем будет работать где-нибудь поблизости, так что от
него можно будет почти не отрываться.
Я остановилась, потому что начальник Главсевморпути засмеялся и
встал. Он обошел стол и сел рядом со мною.
- Да вы настоящая дочка капитана Татаринова, - весело сказал он. -
Географ?
- Геолог.
- На котором курсе?
Я отвечала, что давно уже окончила университет и уже два года, как
работаю в Башкирском геологическом управлении.
- У вас есть сестры, братья?
- Нет, я одна.
- А мать?
- Умерла.
Он деликатно помолчал некоторое время, потом вернулся к Саниному
проекту.
- Конечно, все это далеко не так просто, - задумчиво сказал он. - Но
не невозможно... Моторный бот тут, конечно, ни при чем. А вот Григорьева,
очевидно, придется вызвать. Где он?
- В Заполярье.
У меня сердце стало биться и биться, и зачем-то я еще раз сказала:
