досадой сказала госпожа фон Клейст прерывающимся от волнения голосом, -
но если бы вы видели и слышали, как я, эту белую женщину накануне смерти
короля, вашего августейшего отца...
- К несчастью, я убеждена, - язвительным тоном прервала ее Амалия, -
что на этот раз она пришла не затем, чтобы возвестить смерть короля, мо-
его августейшего брата, и, стало быть, она пришла за мной, чему я очень
рада. Чертовка отлично знает, что для моего счастья необходима либо од-
на, либо другая из этих двух смертей.
- Ах, принцесса, не говорите так в подобную минуту! - с трудом выго-
ворила госпожа фон Клейст, у которой стучали зубы. - Умоляю, останови-
тесь и прислушайтесь - разве сейчас можно оставаться спокойной?
Принцесса остановилась с насмешливым видом, но когда шум ее плотного
и жесткого, словно картон, шелкового платья перестал заглушать более от-
даленные звуки, наши три героини, стоявшие в конце коридора, уже почти у
самой лестничной площадки, явственно различили сухой стук метлы, которая
неравномерно ударяла по каменным ступенькам и, казалось, быстро прибли-
жалась к ним, поднимаясь все выше, словно кто-то из слуг спешил закон-
чить свою работу.
Принцесса с секунду колебалась, потом решительно сказала:
- Так как на этом свете ничего сверхъестественного нет, я хочу уз-
нать, кто там - лунатик-лакей или проказливый паж. Опусти вуаль, Порпо-
рина, не надо, чтобы нас видели вместе. Ну, а ты, фон Клейст, можешь па-
дать в обморок, если тебе угодно. Предупреждаю, что не буду с тобой во-
зиться. Идем, храбрая Рудольштадт, тебе случалось без страха встречать и
более страшные приключения. Если любишь меня, следуй за мной.
Амалия твердым шагом направилась к началу лестницы. Консуэло, которой
принцесса не позволила нести свечу, пошла за ней, а госпожа фон Клейст -
ей было одинаково страшно и оставаться одной и двигаться вперед - попле-
лась сзади, цепляясь за накидку Порпорины.
Адская метла умолкла, и принцесса, дойдя до перил, остановилась, вы-
тянув руку со свечой, чтобы осветить себе путь. Однако потому ли, что
спокойствие ее было наигранным, или потому, что она увидела нечто страш-
ное, рука ее дрогнула, и позолоченный подсвечник с хрустальным узорчатым
ободком с треском упал вместе со свечой в глубокий и гулкий лестничный
пролет. Тут госпожа фон Клейст, совсем потеряв голову и забыв не только
об актрисе, но и о принцессе, пустилась бежать обратно по галерее и бе-
жала до тех пор, пока не наткнулась в темноте на дверь в покои своей по-
велительницы, где и нашла убежище. А принцесса, не в силах побороть вол-
нение и вместе с тем стыдясь признаться себе, что сдала позиции, напра-
вилась вместе с Консуэло той же дорогой, вначале медленно, а потом все
быстрее и быстрее, ибо чьи-то другие шаги слышались за ее спиной, и это
не были шаги Порпорины - певица шла с ней рядом и, пожалуй, еще более
решительно, хотя и без малейшей рисовки. Эти странные шаги громко отда-
вались в темноте на каменных плитах и словно догоняли их с каждой секун-
дой, напоминая шаркающие шаги старухи, обутой в ночные туфли: метла же
делала свое дело, стукаясь о стены - то справа, то слева. Этот короткий
путь показался Консуэло бесконечно длинным. Людей здравомыслящих и ис-
тинно бесстрашных может победить только такая опасность, которую нельзя
ни предвидеть, ни понять. Не претендуя на бесполезную отвагу, Консуэло
ни разу не обернулась. Принцесса же утверждала потом, будто она сама не-
однократно оборачивалась, но так ничего и не увидела в кромешном мраке,
и впоследствии никто не мог ни опровергнуть, ни подтвердить ее слова.
Консуэло помнила только, что во время этого вынужденного отступления
Амалия ни разу не замедлила шаг, не обратилась к ней ни с единым словом
и что, поспешно войдя к себе, она едва не захлопнула дверь перед самым
носом у своей гостьи. Однако же принцесса не призналась в своей слабости
и, быстро обретя хладнокровие, начала высмеивать госпожу фон Клейст,
совсем больную от перенесенного волнения, и горько упрекать ее в трусос-
ти и невнимании к ее особе. Сострадательная Консуэло, которой жалко было
смотреть на тяжелое состояние госпожи фон Клейст, постаралась смягчить
принцессу, и та удостоила заметить, что ее любимица Клейст все равно ни-
чего не слышит, ибо в полной прострации лежит на кушетке, зарывшись ли-
цом в подушки. На часах пробило три, когда бедняжка пришла в себя, но
пережитый ужас все еще заставлял ее проливать слезы. Принцессе уже прис-
кучила роль простой смертной, и ей вовсе не улыбалась мысль самой разде-
ваться и самой прислуживать себе. А кроме того, в душе ее затаилось, как
видно, какое-то зловещее предчувствие. Так или иначе, она решила оста-
вить у себя госпожу фон Клейст до утра.
- Мы успеем еще, - сказала она, - выдумать какой-нибудь предлог, что-
бы приукрасить эту историю, в случае если она станет известна брату. Но
объяснить твое присутствие здесь, Порпорина, было бы гораздо труднее, и
я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как ты выходишь отсюда. Стало быть,
тебе надо уходить одной, и как можно скорее, - ведь в этой гнусной гос-
тинице встают необыкновенно рано. Послушай, Клейст, успокойся, я остав-
ляю тебя здесь до утра, и если ты в состоянии произнести хоть одно ра-
зумное слово, объясни, какой дорогой ты сюда пришла и где тебя ждет твой
провожатый, чтобы Порпорина могла воспользоваться его услугами, когда
пойдет домой.
Страх делает человека столь эгоистичным, что госпожа фон Клейст, ра-
дуясь, что ей уже не угрожают ужасы галереи и мало заботясь о том, что
певице, быть может, будет страшно идти одной, сразу обрела сообрази-
тельность и объяснила, какой дорогой ей надлежит идти и какой условный
знак следует подать доверенному слуге, которому приказано ждать у выхода
из дворца в некоем укромном и пустынном уголке.
Вооруженная этими сведениями и уверенная, что на сей раз она уже не
заблудится во дворце, Консуэло простилась с принцессой, которая не выра-
зила ни малейшего желания проводить ее по галерее. Итак, молодая девушка
вышла одна и ощупью, но беспрепятственно добралась до страшной лестницы.
Висевший внизу фонарь облегчил ей путь, и она спустилась без всяких
приключений и даже без особого страха. На этот раз она взяла себя в ру-
ки, так как чувствовала, что выполняет свой долг по отношению к несчаст-
ной Амалии, а в подобных случаях она всегда бывала мужественна и сильна.
Наконец через маленькую потайную дверь - ключ от нее ей дала госпожа фон
Клейст - она вышла из дворца и оказалась в углу заднего двора. Пройдя
двор, она пошла вдоль наружной стены, отыскивая слугу госпожи фон
Клейст. Не успела она шепотом произнести условленную фразу, как от стены
отделился темный силуэт, и мужчина, закутанный в широкий плащ, с почти-
тельным поклоном молча подал ей руку.
XI
Консуэло вспомнила, что госпожа фон Клейст, желая скрыть свои частые
и тайные визиты к принцессе Амалии, не раз приходила по вечерам в замок,
пряча голову под плотным черным чепцом, кутаясь в темную накидку и опи-
раясь на руку слуги. В таком виде она не бросалась в глаза прислуге зам-
ка и могла сойти за одну из тех бедных женщин, которые украдкой пробира-
ются во дворец и получают кое-что от щедрот королевской семьи. Однако,
несмотря на все предосторожности наперсницы и ее госпожи, секрет их был
отчасти секретом полишинеля, и если король молчал, то единственно пото-
му, что есть такие мелкие скандальные истории, которые лучше терпеть, не
поднимая шума, чем бороться с ними. Он прекрасно знал, что обе дамы
больше заняты Тренком, нежели магией; почти одинаково осуждая и то и
другое, он закрывал на это глаза и в глубине души был признателен Амалии
за то, что она окутывает свой роман ореолом тайны и таким образом осво-
бождает его от ответственности. Он предпочитал казаться одураченным,
только бы люди не думали, что он поощряет любовь и безумие своей сестры.
Вся тяжесть жестокого нрава короля обрушилась, - таким образом, на нес-
частного Тренка, и пришлось обвинить его в мнимых преступлениях, чтобы
никто не догадался об истинных причинах опалы.
Думая, что слуга госпожи фон Клейст желает помочь ей сохранить инког-
нито, а потому протягивает руку, принимая ее за свою госпожу, Порпорина
не колеблясь оперлась на нее, ступая по скользкой от льда мостовой. Но
не успела она сделать и трех шагов, как этот человек сказал ей развязным
тоном:
- Ну что, прекрасная графиня, в каком расположении духа оставили вы
сумасбродную Амалию?
Несмотря на холод и ветер, Консуэло почувствовала, как вся кровь
прихлынула к ее лицу. Очевидно, слуга принял ее за госпожу фон Клейст и
таким образом выдал возмутительную близость с ней. Порпорина брезгливо
вырвала у него руку и сухо произнесла:
- Вы ошиблись.
- Я не имею обыкновения ошибаться, - возразил человек в плаще столь
же непринужденно. - Публика может не знать, что божественная Порпорина
является графиней Рудольштадт, но граф де - Сен-Жермен осведомлен лучше.
- Кто же вы? - спросила Консуэло вне себя от изумления. - Разве вы не
принадлежите к числу слуг госпожи фон Клейст?
- Я принадлежу только самому себе и служу только истине, - ответил
незнакомец. - Я назвал свое имя, но, видимо, графине Рудольштадт оно
незнакомо.
- Так, стало быть, вы граф де Сен-Жермен?
- А кто еще мог бы назвать вас именем, которого никто не знает? Пос-
лушайте, графиня, вот уже дважды вы чуть не упали, сделав два шага без
моей помощи. Благоволите снова опереться на мою руку Я прекрасно знаю,
где вы живете, и считаю своим почетным долгом довести вас до дому целой
и невредимой.
- Вы очень любезны, граф, - ответила Консуэло, чье любопытство было
чересчур возбуждено, чтобы она могла отказаться от предложения этого
удивительного, необыкновенного человека, - но, может быть, вы окажете
мне и другую любезность - скажете, почему вы назвали меня так?
- Потому что хотел сразу добиться вашего доверия и доказать, что я
достоин его. Я давно знаю о вашем браке с Альбертом и все время свято
хранил вашу общую тайну, как буду хранить ее и впредь, пока на то будет
ваша воля.
- Зато господин Сюпервиль, как видно, совсем не посчитался с моей во-
лей, - сказала Консуэло, которой не терпелось удостовериться в том, что
граф де СенЖермен получил эти сведения именно от него.
- Не обвиняйте бедного Сюпервиля, - возразил граф. - Он рассказал это
только принцессе Амалии, желая сделать ей приятное. Я узнал обо всем не
от него.
- В таком случае от кого же?
- От самого графа Альберта Рудольштадта. Да, да, я знаю, сейчас вы
скажете, что он умер под конец соединившей вас с ним брачной церемонии,
но я отвечу, что смерти нет, что никто не умирает и что можно разговари-
вать с теми, кого люди называют усопшими, если понимать их язык и знать
тайны их жизни.
- Если вы так много знаете, граф, то, вероятно, вам известно, что ме-
ня нелегко убедить такими утверждениями и что они причиняют мне много
горя, беспрестанно напоминая о несчастье, которое я считаю непоправимым,
несмотря на лживые обещания магии.
- Вы правы, что остерегаетесь чародеев и шарлатанов. Мне известно,
что Калиостро напугал вас, явив вам призрак, что было по меньшей мере
несвоевременно. Желая доказать вам свое могущество, он уступил чувству
мелкого тщеславия, не подумав при этом о состоянии вашей души и о вели-
чии собственной миссии. И все же Калиостро не шарлатан, отнюдь нет!
Просто он слишком честолюбив, и это нередко давало повод упрекнуть его в
шарлатанстве.
- Вас, граф, упрекают в том же, но так как при этом обычно добавляют,
что вы человек выдающийся, я осмеливаюсь признаться, что питаю к вам
предубеждение и оно мешает мне уважать вас.
- Эта благородная прямота вполне в духе Консуэло, - спокойно ответил
